Текст статьи
Автор данной статьи не совсем уверен в корректности выбранной для ее заглавия формулировки. Мне бы не хотелось, чтобы все это было воспринято как дань моде и чтобы дорогой многим читателям литературный герой из-за неуклюжести интерпретатора в очередной раз предстал в каком-то двусмысленном виде.
На самом деле причиной, побудившей меня взяться за эту работу, было желание защитить Мышкина от обвинений в неспособности любить по-настоящему, которая и приводит роман, по мнению некоторых исследователей, к трагическому финалу. Так, в известной статье Л. А. Левиной “Некающаяся Магдалина, или Почему князь Мышкин не мог спасти Настасью Филипповну” говорится:
…Мышкин, увидев, может быть, впервые в жизни не одну, а сразу двух исключительно красивых женщин, почувствовал себя на распутье: влюбиться ли по-настоящему в Аглаю или повторить суррогатную любовь-жалость к Мари в лице Настасьи Филипповны, — и, убоявшись нормальной мужской страсти, возжелал такого знакомого, апробированного “иного счастья”1.
Взятые автором статьи в кавычки слова “иное счас-тье” — это почти цитата из первой беседы Мышкина с девицами Епанчиными. Аделаида, уверенная в своей прозорливости, говорит ему:
…но если уж вы такой знаток лиц, то наверно были и влюблены; я, стало быть, угадала. Рассказывайте же. — Я не
_______
* Кунильский А. Е., 2005
1 Достоевский и мировая культура. СПб., 1994. Альманах № 2. С. 98—99.
335
был влюблен, — отвечал князь так же тихо и серьезно, — я... был счастлив иначе2.
Этот диалог очень напоминает разговор семнадцатилетней Татьяны Лариной с няней. Татьяна влюблена в Онегина, поэтому ей кажется естественным, что все в ее возрасте обязательно любили, и она допытывается, как это было у няни. А Филипьевна отвечает:
— И, полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь.
(Евгений Онегин. Гл. 3, XVIII)
Это русский ответ на французский эпиграф к главе: “Elleétaitfille, elleétaitamoureuse” — “Она была девушка, она была влюблена”. То есть няня как бы говорит: не все любовь в жизни, есть и иное. И Татьяна хорошо запомнила урок, впоследствии сказав Онегину: “Я вас люблю… Но…” и т. д. Этого ей, как известно, не мог простить Белинский. Как так, не последовать голосу любви и сохранить верность мужу: “Вечная верность — кому и в чем?”3. Тогда для него авторитетом была француженка Жорж Санд: она и любить и смелость проявлять умела.
Здесь сталкиваются романтизм с его культом страстной любви и христианство. Романтизм, при всей сложности его происхождения и природы, окончил, как говорил Иван Киреевский, “поклонением язычеству”4. В атмосфере романтического неоязычества человечество (по крайней мере, его европейская часть) живет на протяжении последних двух столетий. Не случайно именно в это время по христианству были нанесены наиболее сильные удары.
Естественно, что в романе “Идиот”, призванном стать развернутым изображением “практического христианства” (IX, 268), языческо-романтический элемент играет очень важную роль — роль второго члена оппозиции. Красноречивым
_______
2 Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Т. VIII. Л., 1973. С. 57. В дальнейшем ссылки на это издание даются в скобках: римской цифрой обозначается том, арабской — страница.
3 Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья девятая // Белинский В. Г. Собрание сочинений: В 9 т. М., 1981. Т. 6. С. 424.
4 Киреевский И. В. В ответ А. С. Хомякову // Киреевский И. В. Избранные статьи. М., 1984. С. 125.
336
и по-своему вызывающим является описание сестер Епанчиных:
Все три девицы Епанчины были барышни здоровые, цветущие, рослые, с удивительными плечами, с мощною грудью, с сильными, почти как у мужчин, руками, и, конечно вследствие своей силы и здоровья, любили иногда хорошо покушать, чего вовсе и не желали скрывать (VIII, 32).
В демонстративном нежелании ограничивать себя в еде несомненно присутствует элемент вольнодумства: Достоевский приводит перечень блюд, обычно составляющих у сестер завтрак, и ничего не говорит о том, что в тот день, когда их гостем стал Мышкин, утреннее меню было другим — не таким обильным и скоромным. А дело происходило, как мы помним, 27 ноября — то есть в самый Рождественский пост. Впрочем, и Мышкин кушал вместе с ними и “с большим аппетитом” (VIII, 47).
Девицы Епанчины, шестидесятницы-прогрессистки, уже, видимо, успели прочитать роман Чернышевского “Что делать?”. А в этом учебнике нового жизнеотношения постоянно подчеркивается, что героиня любит “сладко покушать”5, обедает и пьет чай “с аппетитом”6 и вполне довольна собственной внешностью — еда и любовь сделали свое дело:
“…руки у меня хороши, он (Кирсанов. — А. К.) говорит правду”. И Вера Павловна, взглянув на свои руки, опускает их на колено, так что оно обрисовывается под легким пеньюаром, и она думает опять: “он говорит правду”, и улыбается, ее рука медленно скользит на грудь и плотно прилегает к груди, и Вера Павловна думает: “правда”7.
То есть автор дает понять, что с аппетитом, руками, коленями и грудью у Веры Павловны все в порядке.
Такое изображение героини, конечно же, является по-своему демонстративным и призвано передать дух эпохи свободомыслия и реабилитации плоти. Романтик, финансист и соловей начала великих реформ Владимир Бенедиктов перевел стихотворение французского поэта-революционера Барбье “Собачий пир”. По этому стихотворению
_______
5 Чернышевский Н. Г. Что делать? Из рассказов о новых людях. Л., 1975. С. 129.
6 Там же. С. 265.
7 Там же. С. 255.
337
Делакруа написал знаменитую картину “Свобода на баррикадах”. У Барбье-Бенедиктова свобода изображается как
…женщина с упругой, мощной грудью
С загаром на щеке.
(Вспомним:Чернышевский неоднократно подчеркивает, что Вера Павловна смуглолица.)
<…>
Свобода — женщина; но, в сладострастье щедром
Избранникам верна,
Могучих лишь одних к своим приемлет недрам
Могучая жена.
Ей нравится плебей, окрепнувший в проклятьях,
А не гнилая знать,
И в свежей кровию дымящихся объятьях
Ей любо трепетать8.
В романе “Что делать?” эротика не носит столь брутального характера, там она мягче, но играет принципиально важную роль. Как явствует из разговоров персонажей, это то, от чего “горят щеки… блистают глаза”9, что заряжает, дает силы для работы (“Страстное возбуждение сил вносится и в труд…”10). Если, по мнению Чернышевского, в его время это понимали лишь такие продвинутые личности, как Кирсанов, то в будущем станет очевидным для всех, что плотская любовь составляет основной смысл и содержание жизни. В “Четвертом сне Веры Павловны” богиня любви заявляет:
Я царствую здесь. Здесь все для меня! Труд — заготовление свежести чувств и сил для меня, веселье — приготовление ко мне, отдых после меня. Здесь я —цель жизни, здесь я —вся жизнь11.
Таково преобладающее настроение, на фоне которого Достоевский осмеливается написать свой образ героя-христианина. Даже дети в швейцарской деревне воспринимают его отношение к Мари как любовь мужчины к женщине, и князь не пытается их разубеждать, понимая: слишком долго объяснять, что это не так, слишком привычной и естественной
_______
8 Бенедиктов В. Г. Стихотворения. Л., 1983. С. 608.
9 Чернышевский Н. Г. Что делать? С. 290.
10 Там же. С. 273.
11 Там же. С. 290.
338
является такая интерпретация, чтобы ее можно было быстро опровергнуть. И на вечере у Настасьи Филипповны, предлагая ей помощь, он пользуется понятной для всех фразой:
Я вас... Настасья Филипповна... люблю. Я умру за вас (VIII, 138).
Первая часть высказывания отличается от второй тем, что в ней дважды употреблены отточия. Мне кажется, они передают не волнение влюбленного князя, а стеснение из-за того, что приходится пользоваться выражением, не в полной мере отвечающим характеру его чувства. Показательно то, что, произнося “люблю”, он дважды запинается, а вот “умру за вас” следует без малейшей запинки. Это христианский мученик, воспринимающий страстную любовь как нечто чуждое себе, но без всякой задумчивости готовый принять страдание.
Мышкин в своих отношениях с женщинами (теми, которые могут быть его сексуальными партнершами) постоянно размыкает цепь, соединяющую мужчину и женщину в пару и таким образом отграничивающую их от других людей12. Внешне это может выглядеть как поведение непостоянного в любви человека, ловеласа. Живя в одной квартире с Настасьей Филипповной, он вдруг посылает письмо Аглае. Будучи почти женихом Аглаи, Мышкин оказывает знаки внимания Вере Лебедевой (“Мимо всех он протянул руку ей первой; она вспыхнула от удовольствия” — VIII, 306; в другой сцене: “Его как-то вдруг поразило сильное сострадание к нему этой девушки; он схватил ее руку и поцеловал” — VIII, 460). Как я уже сказал, поступки и даже мысли князя могут восприниматься как проявление эротической свободы. Так, перед покушением на него Рогожина, зная, что тот ревнует к нему Настасью Филипповну, Мышкин, истомленный отношениями с этой женщиной, мечтает о том, чтобы увидеть ее, увидеть Рогожина, взять
_______
12 В известной записи от 16 апреля 1864 года “Маша лежит на столе” Достоевский пишет по поводу евангельского стиха “В воскресение бо ни женятся, ни посягают, но яко Аггели Божии на небеси суть” (Мф. 22:30): “Женитьба и посягновение на женщину есть как бы величайшее оттолкновение от гуманизма, совершенное обособление пары от всех (мало остается для всех). Семейство, то есть закон природы, но все-таки ненормальное, эгоистическое в полном смысле состояние от человека” (XX, 173).
339
«его за руку, и они бы пошли вместе...” (VIII, 191) — втроем? Это по видимости напоминает предложение Лопухова Вере Павловне пригласить Кирсанова жить вместе с ними или знаменитый совет Рахметова “пить чай втроем”13. На насмешливо-удивленный вопрос Евгения Павловича об отношении Мышкина к Настасье Филипповне и Аглае: “Как же? Стало быть, обеих хотите любить?” — он отвечает: “О, да, да!” (VIII, 483). Отношение Мышкина к браку выглядит как самое нигилистическое (вспомним фиктивные браки вольнодумцев второй половины XIX века):
Это, это все равно, что я женюсь, это ничего! — Как все равно и ничего? <…> Я так только просто женюсь… (VIII, 483)
В шаферы он выбрал Келлера и Бурдовского, в церемониймейстерыЛебедева(VIII,477—478) — хороша компания!
Охотники до скандальных перетолкований классики могли бы указать и на другие “пикантные” подробности. Мышкин целуется (в знак примирения) с Ганей Иволгиным (VIII, 101); одновременно с письмом к Аглае, которое он подписывает “ваш брат кн. Л. Мышкин”, герой пишет Коле Иволгину — “любящий вас кн. Л. Мышкин” (VIII, 157). И наконец вспомним, как ночью у тела Настасьи Филипповны Рогожин устраивает постель для себя и Мышкина:
Кое-как постель устроилась; он подошел к князю, нежно и восторженно взял его за руку, приподнял и подвел к постели… (VIII, 505)
“Нежно и восторженно” — как будто жених ведет невесту на брачное ложе.
Но все это, как уже было сказано, относится к разряду того, о чем плохо думать может только предвзято мыслящий и нечисто чувствующий человек. Все это является проявлением ласковой братской любви, которая была хорошо известна ранним христианам, да и в XIX веке еще давала о себе знать (и у Чернышевского от чувств целуются
_______
13 Чернышевский Н. Г. Что делать? С. 194—195, 227. Под этот нигилистический лозунг в свое время даже была изготовлена сахарница, на крышке которой треугольник из барельефов Герцена, Огарева и Тучковой-Огаревой; ручка в виде Амура с колокольчиком — вот к чему призывал “Колокол”! Этот образчик контрпропаганды можно увидеть в Музее Герцена в Москве.
340
друзья, единомышленники и соперники Лопухов и Кирсанов14). И именовать это суррогатом любви, то есть чем-то неполноценным, прохладным, как это делает современная исследовательница, я считаю глубоко неверным и несправедливым. Говоря об отношении Мышкина к Настасье Филипповне и к себе, Аглая в упор спрашивает князя:
“— Стало быть, приехали для нее?
И что-то задрожало в голосе Аглаи.
— Да, для нее” (VIII, 363), — отвечает Мышкин, не способный лгать.
Да, сильна, как смерть, любовь, но и жалость может быть не слабее.
Мышкин боится брачных отношений, и здесь он бывает комичным, как гоголевский Иван Федорович Шпонька15. Князь, угадывая намерение Настасьи Филипповны свести его с Аглаей, думает об этом как о чем-то страшном и невозможном:
…у ней какая-то ужасная цель <…> Ужас! “Сумасшедшая. Сумасшедшая” (VIII, 254).
При своей невинности и целомудрии Мышкин и мысли не допускает о том, чтобы просить руки Аглаи:
Я никогда не хотел, и никогда у меня в уме не было, никогда не захочу, вы сами увидите: будьте уверены! (VIII, 284)
Когда Аглая прямо его спросила:
…сватаетесь вы за меня или нет? <…> Князь вздрогнул и отшатнулся… (VIII, 426)
Успокоился и обрадовался он лишь тогда, когда Аглая сказала, что ее слова о сватовстве не могут иметь ни малейших последствий (VIII, 429). Перед “смотринами” князь выражает радость, узнав, что на них будет присутствовать Евгений Павлович. Всем Епанчиным это не понравилось: не так бы должен вести себя страстно влюбленный и ревнивый
_______
14 Чернышевский Н. Г. Что делать? С. 189.
15 Вспомним его разговор с тетушкой: “Тебе непременно нужна жена... — Как, тетушка! — вскричал, испугавшись, Иван Федорович. — Как жена! Нет-с, тетушка, сделайте милость... Вы совершенно в стыд меня приводите... я еще никогда не был женат... Я совершенно не знаю, что с нею делать! — Узнаешь, Иван Федорович, узнаешь, — промолвила, улыбаясь, тетушка и подумала про себя: «Куды ж! Ще зовсим молода дытына, ничего не знает!»”.
341
жених (VIII, 434). Но Мышкина как раз и пугают любовные отношения тем, что, соединяя с одним, они могут делать человека агрессивным по отношению к другим и таким образом сеют злобу и вражду. Во время встречи соперниц Мышкин видит, как все это проявляется в поведении женщин, каждая из которых дорога ему: взгляд Настасьи Филипповны “упорен, тверд и почти ненавистен”, в лице Аглаи — “отвращение” (VIII, 468), “она ядовитым взглядом следила за эффектом” от нанесенного удара (VIII, 471). Но и в отношениях между двумя трудно избежать чего-то темного и пугающего. Князь говорит Аглае о месяце, прожитом вместе с Настасьей Филипповной:
…с каким ужасом вспоминаю я то время, которое провел с нею! (VIII, 361)
При этих словах по его телу прошло содрогание. И это слово “ужас” постоянно сопровождает воспоминания и мысли Мышкина о Настасье Филипповне. Что же вызывало ужас? Мы не знаем, что происходило между ними в этот месяц. Розанов бы сказал: это ужас урнинга, которого пыталась соблазнить женщина, и сравнил бы указанную ситуацию с житием Моисея Угрина16. Я не думаю, что Мышкина можно характеризовать как человека с нулевой или отрицательнойсексуальностью по классификации Розанова. Мышкин способен испытывать любовь к женщине (“он знал, кого он любил” — то есть Аглаю; VIII, 467), но его пугает дисгармония, мрак, амбивалентность (любовь-ненависть) половой страсти. К моменту написания романа Достоевский имел возможность познать любовь именно такого рода в отношениях с Марией Дмитриевной и Аполлинарией Сусловой. Теоретическим подкреплением личного опыта могла стать опубликованная в России в 1864 году работа Артура Шопенгауэра “Метафизика любви”; с идеями этого философа, по предположению В. Н. Белопольского, знакомство Достоевского “произошло при посредстве Страхова в начале второй половины 1860-х годов”17. Вспомним созданный Шопенгауэром образ отношений влюбленных: это два дикобраза, прижимающиеся на ледяном ветру друг к другу в поисках тепла; но чем больше они сближаются, тем больнее
_______
16 См. Розанов В. В. Люди лунного света: Метафизика христианства // Розанов В. В. [Соч.]. М., 1990. Т. 2. С. 126—139.
17 См.: Белопольский В. Н. Достоевский и философия: Связи и параллели. Ростов н/Д, 1998. С. 14.
342
ранят другого своими иглами. Не менее значимым для Достоевского был опыт русской поэзии — Лермонтова, Тютчева:
О как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!18
Я не думаю также, что Настасья Филипповна пыталась соблазнить Мышкина (“Тут ничего нет такого, чего бы вы не могли выслушать”, — говорит князь Аглае о своих отношениях с ее соперницей; VIII, 361). Образ этой героини выдержан в совершенно другой системе координат. Она представлена как красавица, но никаких “плотских” подробностей ее внешности вроде тех, что приводятся в описании девиц Епанчиных (мощные формы, любовь к еде), мы не узнаем. Лишь бледное, гордое, страстное лицо и прекрасный голос (VIII, 27, 28, 251). Романтический элемент здесь, несомненно, присутствует, но это, если воспользоваться классификацией Белинского19, не “греческий”, а, скорее, “средневековый” романтизм, связанный с религиозным мироощущением.
“Настасья Филипповна Барашкова” напоминает не только о “Настасье Борисовне Крюковой” из “Что делать?” (видимо, это Чернышевский первым придумал назвать возрождающуюся падшую женщину Анастасией), но и о святой великомученице Анастасии Римляныне, прозванной на Руси Анастасией Овечницей (ср.: Анастасия Барашкова — Анастасия Овечница). Память ее праздновалась 29 октября, то есть накануне дня рождения самого Достоевского. Как и христианской святой, Настасье Филипповне свойственно целомудрие, заставляющее переживать отношения с Тоцким как нечто позорное, грязное и навеки ее погубившее.
Ее и Афанасия Ивановича взгляды в корне противоположны. Любитель всего изящного, Тоцкий дискредитируется автором, дающим почувствовать ограниченность и пошлость этого персонажа в тот момент, когда он со вкусом рассказывает историю о красных камелиях, связанную с его любимой “поэмой” — “Дамой с камелиями” Дюма-сына. Тоцкого, в частности, восхищают “…все эти очаровательные
_______
18 Это стихотворение Тютчева датируется 1850—1851 годами, опубликовано в “Современнике” в марте 1854 года.
19 См. статьи 2 и 3 “Сочинения Александра Пушкина”.
343
подробности, рассыпанные в книге (насчет, например обстоятельств употребления букетов белых и розовых камелий по очереди)…” (VIII, 128).
В примечаниях к роману “Идиот” обычно поясняется, что Маргарита Готье в одни дни появлялась с букетом белых, а в другие — красных камелий (IX, 128)20. Все это выглядит заманчиво и поэтично, но обращение к тексту романа позволяет выявить прозаически-телесный и профессионально-рекламный смысл этого “романтического” символа. У Дюма сказано, что “в течение двадцати пяти дней каждого месяца камелии были белые, а остальные пять дней они были красные…”21. Когда Арман просит Маргариту о близости, она отвечает, что в данный момент это невозможно, потому что камелии красные, и назначает свидание на завтра — когда камелии станут белыми22. Физиологическое значение этой загадки очевидно. Русские дамы в рассказе Тоцкого, подражающие парижской проститутке, сами того не понимая, выглядят комично и скандально: одни являются на бал с белыми камелиями, а другой во что бы то ни стало нужно появиться с красными, то есть первые как бы заявляют: мы готовы к физической близости, а другая сообщает, что у нее, как сейчас принято говорить, критические дни. Этот рассказ выставляет в истинном свете любителя изящного, а на самом деле плотолюбца с грязнотцей Афанасия Ивановича Тоцкого и делает понятным то насмешливое отвращение, с которым Настасья Филипповна именует его “букетником” и “господином с камелиями” (VIII, 137)23.
Настасья Филипповна в силу своего трагического опыта как никто другой способна оценить то тихое, светлое и чистое, что приносит с собой в мир реабилитированной и разбушевавшейся плоти князь Мышкин. И это не суррогат любви. После исповеди Ипполита Мышкин чувствует в этом неприятном юноше то, что их сближает — общий душевный опыт, общие страдания, “и его сердце билось
_______
20 См. также: Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6. М., 1957. С. 725.
21 Дюма А. (сын). Дама с камелиями. Дюма А. (отец). Полина. Графиня Солсбери. Ставрополь, 1993. С. 20.
22 Дюма А. (сын). Дама с камелиями. С. 68.
23 Достоевский писал, что “…в романах Дюма-фиса и во французских водевилях чрезвычайно много сального, цинически-обнаженного, грубо извращенного…” (XIX, 126).
344
почему-то от этой мысли...” (VIII, 352). Ощущение общности, родственности всех людей, соединяющей их братской и сестринской связи с точки зрения современного человека может выглядеть чем-то пресным, но это то, что заставляет сердце Мышкина биться и как раз то, по-моему, что Достоевский в подготовительных материалах определяет как “любовь христианскую” (IX, 220). И критики Мышкина должны быть до конца откровенными в указании адресата своих претензий.