|
1990 | 1992 | 1994 | 2016 | 1998 | 2001 | 2005 | 2008 | 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016 |
2017 | 2018 | 2019 | 2020 | 2021 | 2022 | 2023 | 2024 |
Проблемы исторической поэтики. 2021. Т. 19. №2. 407 с.
Скачать номер
Миронов А. С. | Ценность деятельного сострадания в героическом эпосе: особенность былинного концепта
кандидат филологических наук, ректор, Аннотация: Московский государственный институт культуры, (Химки, Российская Федерация), arsenymir@yandex.ru В статье предпринят сравнительно-исторический анализ произведений мирового героического эпоса с точки зрения того, как функционирует в нем ценностный концепт деятельного сострадания. Основываясь на обширном фактическом материале, автор показывает, что для разных национальных и цивилизационных традиций характерны различные трактовки этого концепта. Так, если в «Эпосе о Гильгамеше» и в «Илиаде» Гомера, а также в средневековых западноевропейских эпических песнях сострадание, «жалость» не мыслится в качестве аксиологически значимого начала, то эпосы православных народов ориентированы на христианский идеал жертвенной любви, заставляющей героя проявлять сострадание в ущерб личным интересам. Подобная трактовка прослеживается в византийской эпической поэме «Дигенис Акрит», сербских героических песнях и особенно в русских былинах, один из главных героев которых — Илья Муромец — исключительно часто мотивирован именно состраданием. По отношению к ценности сострадания былинных героев предлагается разделить на три типа: «язычники» (Волх, Дунай, Василий Буслаев), «христиане» (Илья Муромец, Микула), а также переходный тип героя. В «ценностном центре» (термин М. М. Бахтина) последнего происходит постепенная девальвация языческих черт (слава-молва; личная честь как материальное воздаяние за подвиги) и утверждение аксиологической доминанты деятельного сострадания. Ключевые слова: фольклор, литература, аксиология, героический эпос, былины, любовь, сострадание, милосердие, Илья Муромец Просмотров: 1254; Скачиваний: 75; | 7 - 32 |
Николаев Н. И., Безрукова М. В. | Картина мира в духовных одах М. В. Ломоносова
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой литературы и русского языка, Северный (Арктический) федеральный университет имени М. В. Ломоносова, (Северодвинск, Российская Федерация), n.nikolaev@narfu.ru аспирант, Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова, Аннотация: (Северодвинск, Российская Федерация), bezrukova.m@edu.narfu.ru Исследование построено на анализе поэтических произведений М. В. Ломоносова, которые он сам обозначил общим жанровым определением «Оды духовные». Исходной точкой в работе становятся выявленные авторами статьи различия в трактовке «пользы наук» великим русским поэтом и ученым и его европейскими предшественниками (Ф. Бэкон, Р. Декарт). Своеобразие ломоносовского ответа на этот вопрос становится очевидным и при его сопоставлении с более ранними оценками, заявившими о себе в русском литературном дискурсе. Все эти расхождения объясняются концептуально новыми решениями, которые находит поэт в процессе миромоделирования. Детальный анализ духовных од Ломоносова с точки зрения пространственной организации их художественного мира свидетельствует о появлении здесь совершенно новой субъектной позиции, отсутствующей в произведениях как его литературных предшественников, так и современников (В. К. Тредиаковский, А. П. Сумароков). Это позиция ученого. Ее появление вносит существенные коррективы в художественное описание пространственных позиций Бога и человека (обыкновенного «смертного»). В результате кардинально меняется сама художественная картина мира, представленная в духовных одах М. В. Ломоносова. Это событие оценивается как одно из наиболее значимых в русской литературной истории XVIII века.
Ключевые слова: русская литература, Ломоносов, псалмы, ода духовная, картина мира Просмотров: 1312; Скачиваний: 86; | 33 - 55 |
Есаулов И. А. | Каменноостровский цикл А. С. Пушкина как пасхальный текст: мимесис, парафрасис, катарсис (Статья вторая)
доктор филологических наук, профессор, Аннотация: профессор кафедры русской классической литературы и славистики, Литературный институт им. А. М. Горького, (Москва, Российская Федерация), jesaulov@yandex.ru Последний пушкинский цикл представляет собой своего рода завещание поэта. Как уже отмечалось в научной литературе, это «завещание» до сих пор, в сущности, не прочитано и не понято. В первой части работы было представлено наше прочтение этого «завещания», во второй статье предлагается завершение — на основе нового понимания финальной для Каменноостровского цикла оды «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…». Тот катарсис, который испытывал лирический герой Пушкина, «трепеща радостно в восторгах умиленья» в первом произведении цикла, может пережить и читатель, но уже умудренный духовным опытом, по мере прохождения вместе с автором Каменноостровского цикла «страстнόго пути», преодолением собственных искушений в его стремлении к освобождению от ветхого человека в себе. Это и будет для него подлинным катарсисом, своего рода поэтическим мимесисом пасхального воскресения, переданного в данном случае как парафрастическое «преодоление» горацианской (античной) установки укоренностью пушкинского гения в отечественной духовной традиции. Такого рода паломничество читателя оказывается возможным, если пушкинский цикл рассматривать в большом времени русской христианской культуры. Если же доминантные ценности этой культуры для читателя и исследователя являются чем-то недолжным, либо значение их для понимания поэтики Пушкина игнорируется или преуменьшается, то вряд ли можно рассчитывать на адекватное понимание художественного мира поэта. Ключевые слова: лирика Пушкина, поэтика, циклизация, Каменноостровский цикл, пасхальность, мимесис, парафрасис, катарсис, христианская традиция, позиция читателя Просмотров: 1477; Скачиваний: 232; | 56 - 80 |
Багаутдинова Г. Г. | Семантическая структура концепта «блаженный» в очерке И. А. Гончарова «Пепиньерка»
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, литературы и журналистики историко-филологического факультета, Аннотация: Марийский государственный университет, (Йошкар-Ола, Республика Марий Эл, Российская Федерация), gbagautdinova@yandex.ru В статье впервые предпринята попытка анализа семантической структуры концепта «блаженный» в очерке И. А. Гончарова «Пепиньерка». Терминологически концепт трактуется с культурологической точки зрения. В очерке выявляются основные компоненты структуры концепта «блаженный», обозначаются его основные и дополнительные семантические признаки. Автор статьи считает, что религиозный компонент так или иначе воплощается в структуре концепта «блаженный», но не в прямом словоупотреблении. Более всего лексема «блаженный» наполняется различными светскими значениями, выраженными через метафоры, сопоставления., разного рода повторы. Специфику художественного концепта «блаженный» в «Пепиньерке» И. А. Гончарова выражает его периферия, которая образуется с помощью художественных приемов и категорий (интертекстуальных перекличек, комического). Например, рассматривается функция цитаты-номинации Пятница из романа Д. Дефо «Странная жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, описанные им самим», а также цитата-сравнение из «Бориса Годунова» А. С. Пушкина. Более того, цитация является художественным приемом, создающим в произведении И. А. Гончарова мотив игры, к которому писатель прибегает опосредованно. Игровой компонент не только создает или усиливает категорию комического, но и является одним из художественных принципов писателя, способствующих возникновению гармоничной, негэнтропийной художественной картины мира. Изучение концептосферы произведений И. А. Гончарова позволяет выявить не столько вариативность художественной картины мира писателя, сколько ее инвариантность. Ключевые слова: И. А. Гончаров, концепт, блаженный, пепиньерка, автобиографизм, религиозный, светский, интертекстуальный, комизм, стилистические приемы, языковая игра Просмотров: 1198; Скачиваний: 56; | 81 - 91 |
Захаров В. Н. | Поэтика безумия у Пушкина, Гоголя, Достоевского (полемические заметки)
доктор филологических наук, зав. кафедрой классической филологии, русской литературы и журналистики, Аннотация: Петрозаводский государственный университет, (Петрозаводск, Российская Федерация), vnz01@yandex.ru Безумие в жизни, философии и искусстве — разные явления. В медицине безумец — сумасшедший и пациент, в философии он — мудрец, в литературе — поэт. Врачи лечат больного, философы и поэты восторгаются свободой его мысли и творчества. Проблемы появляются, когда врачи становятся литературными критиками, а критики врачами. Возникает абсурдная ситуация, когда врачи ставят диагнозы тем, кто в принципе не может высказать жалобу, ответить на вопросы, сдать анализы, пройти клиническое обследование. В статье предложен критический анализ темы безумия в петербургских повестях Пушкина, Гоголя, Достоевского, поставлен вопрос, что в их произведениях принадлежит поэзии, а что — психиатрии. Пушкин и Гоголь дали поэтическое развитие темы безумия, Достоевский показал безумие как психическую болезнь, в которой проявляется «высший смысл». Все авторы четко определяли границы больного и здорового сознания. Достоевский завершил переход от поэтической к реалистической трактовке безумия в русской литературе. В искусстве утвердилось многообразие концепций безумия, возникла творческая конкуренция индивидуальных интерпретаций темы. Ключевые слова: Пушкин, Гоголь, Достоевский, поэтика, безумие, сумасшествие, патология, психиатрия, галлюцинации, фантастика Просмотров: 1376; Скачиваний: 125; | 92 - 106 |
Степченкова В. Н. | Художественная теодицея в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»
аспирант, Аннотация: Московский государственный областной университет, (Москва, Российская Федерация), St_valentina007@mail.ru Целью исследования является объяснение художественной теодицеи Ф. М. Достоевского. Оправдание Бога перед лицом созданного им мира, в котором допускаются действия злой силы, — одна из ведущих тем «Братьев Карамазовых». В сценах романа, поднимающих тему невинного страдания, Достоевский предлагает осмыслить суть страданий. Писатель понимает страдание не только как результат воздействия злой силы, но и как средство совершенствования человека, как путь к обретению им опыта общения с Богом. Достоевский показывает, что при христианском духовном восприятии скорбей можно найти силы для их преодоления и увидеть в них высший сакральный смысл. Подобное заключение не основывается на лейбницевской оптимистической теодицее, а лишь обнаруживает благость Бога, который способен вошедшее в мир вместе с грехопадением зло обернуть возможностью человеку подняться на новый духовный уровень. В качестве важнейшего аргумента теодицеи выступает любовь — любовь Бога к человеку и способность человека к любви, преодолевающей зло. Именно из-за отсутствия любви, руководствуясь лишь «эвклидовым умом», Иван возвращает «билет на вход» в гармонию. Логическим выводом исследования является положение о том, что у Достоевского ключом теодицеи и главной ценностью в нравственном самоопределении человека является вера в бессмертие души и всеблагость Творца. Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, «Братья Карамазовы», страдание, теодицея, «эвклидов ум», вера, бессмертие души Просмотров: 1286; Скачиваний: 71; | 107 - 124 |
Дергачева И. В. | Прецедентный интертекст в поэме «Великий инквизитор»
доктор филологических наук, зав. кафедрой лингвистики факультета Государственной культурной политики, Аннотация: Московский государственный институт культуры, (Химки, Российская Федерация), krugh@yandex.ru Поэма «Великий инквизитор» является частью романа «Братья Карамазовы», написанной Иваном Карамазовым о христианской свободе воли и рассказанной им брату Алеше, справедливо воспринявшему ее как православную теодицею. В статье приведен интертекстуальный анализ прецедентных текстов, использованных Ф. М. Достоевским в поэме «Великий инквизитор». В частности, интерпретированы значения прямых цитат из Нового Завета, особенно последней его книги, Откровения Иоанна Богослова; переводного апокрифа «Хождение Богородицы по мукам»; средневековых западноевропейских мистерий в парафразе В. Гюго; стихотворных цитат из произведений А. С. Пушкина, В. А. Жуковского, Ф. И Тютчева, связавших воедино аксиологические концепты нарративного текста. Апелляции к прецедентным текстам мировой литературы способствуют раскрытию многоплановой символики поэмы, прославляющей духовную свободу человечества как акт веры, помогают обобщить и углубить ее аксиологический дискурс. Автор анализирует речеповеденческие тактики Великого инквизитора, основанные на подмене понятий, характерной для приемов «черной риторики», В противовес искажению Великим инквизитором причинно-следственных связей и понятий добра и зла, отрицанию им идеи христианской свободы — прямое и косвенное цитирование текстов, вошедших в наследие мировой культуры, создает насыщенный аксиологическими смыслами текст, призванный воздействовать на духовное пространство читателя, обогащая его и ориентируя на правильное понимание вечных истин. Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, Евангелие, прецедентный текст, апокриф, эсхатологический дискурс, великий инквизитор Просмотров: 1302; Скачиваний: 67; | 125 - 140 |
Литинская Е. П. | Риторика и поэтика «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского
кандидат филологических наук, доцент кафедры классической филологии, русской литературы и журналистики, Аннотация: Петрозаводский государственный университет, (Петрозаводск, Российская Федерация), litgenia@yandex.ru В статье рассмотрена «Пушкинская речь» Ф. М. Достоевского в русле современных исследований рецепции античного наследия в творчестве писателя. Анализ речи осуществлялся в категориях риторической поэтики. Доказывается, что речь выстроена по правилам эпидейктического красноречия, с ярко выраженным эмоциональным компонентом, характерным для христианской проповеди. Автор выявил устойчивые стилистические фигуры, употребление которых всегда обоснованно: повтор, параллелизм, градация, амплификация, полифонические формы, период, аллюзия, ирония. Риторика претворена в поэтике. Герои Пушкина (Алеко и Онегин, Татьяна, Пимен) становятся образами, в которых заметны черты не только христианской культуры, но и античности. Евангельские мотивы и образы, аллюзии на античность, концепты православной и античной культуры сопрягаются в публицистической форме. В поэтике и риторике «Речи» Христос и Пушкин связаны фигурально. Достоевский создал портрет русского поэта, его образ, поэтому не случайно «Речь» названа ее автором «очерком». Ключевые слова: Ф. М. Достоевский, А. С. Пушкин, «Пушкинская речь», Блез Паскаль, античность, христианство, риторика, жанр, калокагатия, всемирность, всечеловек Просмотров: 1358; Скачиваний: 97; | 141 - 175 |
Исаченко Т. А. | «Исповедь» П. А. Вяземского в литературном альманахе королевы эллинов Ольги (экземпляр А. И. Хомутова)
доктор филологических наук, главный научный сотрудник, Аннотация: Российская государственная библиотека, (Москва, Российская Федерация), isachenko33@yandex.ru В статье описан малоизвестный архивный источник — альбом вице-адмирала Российского императорского флота А. И. Хомутова. Он был подарен владельцу королевой эллинов Ольгой (великой княжной Ольгой Константиновной). В статье прослежена история появления этого альбома, предложена его датировка, проанализированы записи, сделанные рукой великой княжны, описана уникальная жанровая структура альбома-альманаха. Особое внимание уделено обстоятельствам появления в экземпляре А. И. Хомутова строк из стихотворения князя П. А. Вяземского «Исповедь» 1867 г., записанным рукой королевы. Включенные в альманах автографы ранее не являлись предметом изучения, как и сам альманах, который мало известен исследователям. Пересечение имен, дат, поэтических образов и событий позволяют рассматривать альманах не только как редкий фактографический источник, но и как артефакт многоуровневого прочтения. В статье раскрывается символизм биографических записей, исповедальных строк князя Вяземского («Есть дни, когда кругом смолкают жизни шумы...», 1867), мистических обстоятельств появления его «Исповеди». Ключевые слова: М. Ю. Лермонтов, П. А. Вяземский, «Исповедь», королева эллинов Ольга Константиновна, «Изо дня в день», альбом-альманах, императорская семья, лирика Просмотров: 1213; Скачиваний: 49; | 176 - 197 |
Литвинова О. Н. | Библейские цитаты и образы в поэзии Марии Шкапской
аспирантка кафедры новейшей русской литературы, Аннотация: Литературный институт имени А. М. Горького, (Москва, Российская Федерация), olitvinova22@list.ru В статье впервые подробно рассматривается полный корпус библейских цитат в поэзии Марии Шкапской, включая неопубликованные рукописные тексты. Учитываются книги «Mater dolorosa» (1921), «Час вечерний (1913—1917)» (1922), «Барабан Строгого Господина» (1922), «Кровь-руда» (1922), «Земные ремесла» (1925) и поэма «Явь» (1923), а также тексты из тетрадей 1903—1907 и 1913—1920 гг., проект книги стихотворений «Вчерашнее» (1916) и подготовленное для него предисловие З. Гиппиус. Целью исследования является объяснение роли и значения библейского корпуса текстов для поэтического творчества данного автора. Ставится задача рассмотреть в хронологической последовательности все так или иначе связанные с текстами Священного Писания стихотворения Марии Шкапской, уточнив при этом основные для данного автора принципы работы с названными текстами. Указываются присущие поэзии Шкапской тематические инверсии. Выдвигается общий тезис о том, что характер обращения Шкапской к текстам Священного Писания в течение времени претерпел изменения, а само отношение к ним последовательно сдвигалось от нейтрально-спокойного к напряженному, требующему диалога. Становясь все более конфликтным и вопрошающим, цитирование Шкапской библейских текстов постепенно приобретает характер личного переживания, что явно свидетельствует о рефлексии автора в данном направлении и глубоко религиозном понимании окружающей действительности и поэтического творчества как такового. Ключевые слова: Мария Шкапская, Библия, Евангелие, Богородица, цитата, образ, тема, Канон Богородичен Просмотров: 1225; Скачиваний: 63; | 198 - 234 |
Коковина Н. З., Михайлова И. П. | Mифологема «Светлый Град» в лирике Пимена Карпова
доктор филологических наук, профессор кафедры литературы, Курский государственный университет, (Курск, Российская Федерация), natzak@rambler.ru кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы, Аннотация: Курский государственный университет, (Курск, Российская Федерация), mihailovairin@mail.ru В статье анализируется понимание поэтом Пименом Карповым мифологемы «Светлый Град». Необходимость анализа этой мифологемы вызвана тем, что образ Светлого Града является ядром мифопоэтической концепции, составляющей основу мировидения Карпова. Топонимика сакрального пространства Светлого Града, Небесного Града, Града Божьего в лирике Карпова многогранна. Она реализуется в поэзии и как реальное земное пространство, и как определенный символ с размытыми границами: это и небесный град, и возможный рай на земле, и земля обетованная, земля праотцов, и даже просто земля для крестьянина. Идеальное мироустройство имеет как пространственные ориентиры, так и временные. Достижение Светлого Града, по убеждению Карпова, возможно только через самопожертвование. Из боли и страданий рождается счастье — это единственно возможный способ обретения заветного Рая. Но для Карпова это не только личный путь, но и путь, миссия России, сопричастность судьбе которой для лирического героя несомненна. Историческая миссия России видится Карпову в жертвенном самосожжении как пути к Преображению. Парадоксальное сближение Христа и антихриста в его произведениях является отображением духовной ситуации рубежа веков — крайней амбивалентности личностных начал. Фрагментарность и афористичность поэтического языка Карпова, калейдоскопичность его художественного пространства, с одной стороны, а с другой — скрытая целостность, исходящая из единства видимого и невидимого миров, роднят его поэзию с культурой модернизма. Ключевые слова: Пимен Карпов, мифологема, Светлый Град, новокрестьянская поэзия, топонимика, сакральное пространство, эсхатологический нарратив Просмотров: 1187; Скачиваний: 38; | 235 - 250 |
Бжикцы И. | «Чудесный уголок земли»: Ла Фавьер как locus amoenus в литературе русского зарубежья
доктор филологических наук, профессор, Аннотация: Университет Николая Коперника, (Торунь, Республика Польша), tomine@umk.pl Статья посвящена репрезентациям провансальского поселка Ла Фавьер (La Favière) в литературе «первой волны» русского зарубежья. Цель статьи — рассмотреть художественные образы колонии, созданной на Лазурном берегу в 1920-е гг. усилиями русских беженцев, ученых, писателей и художников и существовавшей до Второй мировой войны. Предметом изучения стала прежде всего инспирированная Фавьером лирика Саши Черного, публиковавшаяся им в «Последних новостях» в 1927–1932 гг., цикл очерков Александра Куприна «Мыс Гурон» (1929) и отдельные стихотворения Марины Цветаевой, написанные летом 1935 г. Внимание было также уделено эпистолярию и мемуаристике русских эмигрантов, посещающих «русский поселок»: письмам Георгия Гребенщикова, воспоминаниям Людмилы Врангель, Ксении Куприной и Галины Родионовой. Феномен Фавьера в литературе русского зарубежья не был до сих пор охарактеризован, чем обусловлена актуальность данной статьи. Анализ названных произведений охватил прежде всего их тематику, она обсуждается в сопряжении с их композицией, стилистикой и жанровыми вопросами. В результате исследования было установлено, что, несмотря на разные модусы изображения поселка (его идеализация Черным, сопоставление с Крымом — настоящим, хотя потерянным раем — в прозе Куприна и неприятие Прованса Цветаевой), в литературе русского зарубежья укрепилась тенденция толковать Фавьер как locus amoenus («приятный уголок», идиллический топос). В произведения русских эмигрантов поселок вошел с положительными коннотациями, восхищал ландшафтом, спокойствием, естественностью жизни, исполненной физического труда и близкой к природе. Следовательно, в системе локальных текстов русского зарубежья, объединенных мотивом чужбины какlocus horribilis («ужасное место»), Фавьер занимает исключительное место, так как предстает художественным воплощением Аркадии, обретенной в изгнании. Ключевые слова: русская эмиграция первой волны, литература русского зарубежья, Ла Фавьер, Саша Черный, Александр Куприн, Марина Цветаева, локальный текст в русской литературе, идиллия, locus amoenus, locus horribilis, литературный топос Просмотров: 1252; Скачиваний: 43; | 251 - 281 |
Зусева-Озкан В. Б. | «Жанна д’Арк» Д. С. Мережковского: источники и образ
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Аннотация: Институт мировой литературы им. А. М. Горького, Российская академия наук, (Москва, Российская Федерация), zuseva_v@mail.ru В статье исследуется «вечный образ» девы-воительницы в творчестве Д. С. Мережковского, его константы и эволюция творчества этого писателя. Поздняя книга Мережковского «Жанна д’Арк» (1938) сопоставляется с этой точки зрения с ранним стихотворением «Легенда из Т. Тассо» (1882). Основное внимание уделяется анализу источников «Жанны д’Арк» и трактовке героини как девы-воительницы в сравнении с текстами-предшественниками, с одной стороны, и «Легендой из Т. Тассо», с другой. Креативная рецепция Мережковским связанной с Жанной д’Арк историографической традиции соединяет несколько ее вариантов (писатель воспроизводит ряд идей, характерных для сочинений, написанных к процессу по реабилитации Жанны; героический дискурс ренессансной историографии; позицию историков-провиденциалистов XVII в.; репрезентацию Жанны д’Арк как народной героини, свойственную историкам-либералам XIX в.), но весь этот конгломерат подчинен его собственной концепции Царства Третьего Завета. Устанавливается, что, хотя внешне в «Жанне д’Арк» автор гораздо вернее букве претекстов, чем в «Легенде из Т. Тассо», и стремится создать впечатление документальной достоверности, по сути он пользуется тем же методом мифологизации, что и ранее: вектор изменений, вносимых автором в историографический «канон», диктуется его религиозно-мистической и историософской концепцией. Ключевые слова: Мережковский, Жанна д’Арк, дева-воительница, «вечный» образ, Царство Третьего Завета, святая плоть, Т. Тассо, историография, андрогинность Просмотров: 1226; Скачиваний: 43; | 282 - 300 |
Ковалева Т. Н. | Мотив блудного сына в сюжете романа И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева»
кандидат филологических наук, доцент кафедры словесности и педагогических технологий филологического образования, Аннотация: Пятигорский государственный университет, (Пятигорск, Российская Федерация), tatjana_kovaleva@mail.ru Статья посвящена исследованию рецепции и трансформации сюжета евангельской притчи о блудном сыне в романе И. А. Бунина «Жизнь Арсеньева». В структуре романа «Жизнь Арсеньева» обнаруживаются основные события притчи о блудном сыне: уход из родительского дома — отпадение от Бога; искушения плоти и духа, распутная жизнь, состояние «духовного блуда», духовная смерть; покаяние; возвращение в родительский дом — к Богу, в Дом Отца Небесного. Одним из поворотных событий жизни главного героя романа «Жизнь Арсеньева» является его уход из отчего дома, отличающийся от ухода героя евангельской притчи. Алексей Арсеньев уходит из родного дома не как блудный сын: в его душе сильны искания высших смысла и цели жизни, в его душе с детства живет чувство Бога. Однако юношеская жажда славы и наслаждения жизнью приводит к забвению героем Отца Небесного и погружению в греховную жизнь. Ключевыми мотивами в описании распутной жизни героя являются мотивы чувственности, искушения, соблазна, вожделения, падения, греха, измены, прелюбодеяния. Распутная жизнь Арсеньева и стала главной причиной разрушения его отношений с Ликой и ее разрыва с ним. Важнейшее событие евангельской притчи о блудном сыне — раскаяние в своих грехах, покаяние перед отцом и перед Богом — предстает в романе Бунина в трансформированном виде. Поскольку в юности глубокого раскаяния в греховной жизни и покаяния перед Богом Арсеньев еще не пережил, воскресение души и возвращение в Дом Отца Небесного были невозможны. Бунин показывает, что для истинного покаяния и окончательного возвращения нужна будет целая жизнь, и оставляет героя на пути к Богу. В романе Бунина «Жизнь Арсеньева» в наиболее полном виде воссозданы такие события евангельской притчи о блудном сыне, как уход из родительского дома и распутная жизнь, духовная смерть; в сложном трансформированном виде — события раскаяния, покаяния и возвращения к Богу, занявшие всю оставшуюся жизнь героя. Ключевые слова: И. А. Бунин, «Жизнь Арсеньева», евангельская притча, сюжет, мотив, блудный сын, распутная жизнь, покаяние, воскресение, возвращение в Дом Отца Небесного Просмотров: 1236; Скачиваний: 61; | 301 - 325 |
Заваркина М. В. | Утопия как антиутопия (повесть Андрея Платонова «Хлеб и чтение»)
кандидат филологических наук, специалист WEB-лаборатории Института филологии, Аннотация: Петрозаводский государственный университет, (Петрозаводск, Российская Федерация), mvnikulina@mail.ru В статье проанализирована повесть А. Платонова «Хлеб и чтение», которая является первой частью незаконченной трилогии под названием «Технический роман». Рассмотрены разные подходы к анализу антиутопической стратегии писателя, а также уточнены некоторые термины, связанные с внутрижанровой типологией его произведений (утопия, антиутопия, метаутопия, дистопия, какотопия), что до сих пор является предметом споров в платоноведении. В статье предложен новый взгляд на данную проблему и сделан вывод о том, что повесть характеризуется сложным конфликтом утопии и антиутопии, а именно: утопическое сознание воплощается в форме антиутопии, что приводит к амбивалентности смысла, к появлению внутренних антиномий. Это проявляется в названии повести, эпиграфе, особом типе сюжетной ситуации, в построении системы персонажей. Для творчества Платонова характерна не только проблема взаимоотношений человека и природы, но и человека и техники, которая оказывается включенной в антропологическую картину мира и приобретает человеческие черты. Герои Платонова мечтают о том времени, когда техника, природа и человек будут пребывать в гармоничных отношениях, помогая друг другу в преодолении всеобщей энтропии. Важную роль в повести играет традиционный для поэтики произведений Платонова мотив строительной жертвы: в мире недостроенного социализма, без достаточного количества «хлеба и чтения», рано и стыдно думать о личном счастье. В произведении отразились надежды и сомнения самого Платонова, и если «принцип надежды» (Э. Блох) является основным принципом утопического сознания, то сомнение писателя становится основной чертой его антиутопической стратегии. С одной стороны, это затрудняет уточнение жанра повести (утопия или антиутопия), с другой — приводит не к «разбалансировке» сил, а к кроткому осознанию писателем места человека в мире и его ограниченных возможностей. Важную роль играет и тот факт, что второй частью трилогии должна была стать повесть «Ювенильное море», а третьей, возможно, повесть «Джан»: все три произведения не только дополняют, но и как бы «поясняют» друг друга. В финале повести «Хлеб и чтение» герои остаются ориентированными на «дальнего», пребывают в пространстве все той же утопической мечты. Вероятно, так и не найдя выхода из «тупика утопии», Платонов оставляет «Технический роман» незавершенным. Ключевые слова: А. Платонов, «Хлеб и чтение», повесть, «Технический роман», утопия, антиутопия, дистопия, какотопия, метаутопия, стратегия творчества Просмотров: 1292; Скачиваний: 71; | 326 - 352 |
Прозорова Н. А. | Поэтология Ольги Берггольц: рефлексия и авторская стратегия
кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, Аннотация: Институт русской литературы (Пушкинский Дом), Российская академия наук, (Санкт-Петербург, Российская Федерация), arhivistka@mail.ru Статья посвящена изучению поэтологических высказываний ленинградской поэтессы О. Ф. Берггольц в художественном тексте и недавно опубликованных дневниках. Актуальность работы заключается в выявлении ключевых образов и мотивов, касающихся темы поэта и поэзии, творческих установок автора и способов художественного освоения жизни. Интерпретация творчества сопряжена у Берггольц с музыкальной образностью. Тема поэта и поэзии воплощена в «звучащих» и «звенящих» образах дудки, свирели, флейты, струны и колокола. Песня для поэта как трудно вынашиваемый плод (ребенок), который имеет самостоятельную ипостась, может «очнуться», замолчать, жить или умереть. Берггольц ощущает, что не поэт владеет песней, а песня владеет поэтом. Творческий акт она переживает как сакральное действие и одновременно как тяжелый труд по выбору «наилучшего слова». О назначении поэта Берггольц размышляла с ранних лет и осознавала свое предназначение в проекции поэта-врачевателя, параллельно разрабатывая традиционную для русской литературы тему поэта-просветителя («сеятеля») и поэта-колокола (бунтаря). Специфику собственной поэтики Берггольц видела в простоте языка и стиля; в ее эстетике «простое» означало «великое». Принципиальной установкой стал для нее автобиографизм письма, маркированный в заголовочном комплексе многих произведений. В документальной (достоверной) составляющей поэтического текста она усматривала залог читательского признания. Единственным способом художественного познания жизни Берггольц признавала самовыражение. Интенцию «выразить себя» она противопоставляла культивируемому соцреализмом принципу «отображения» действительности и подчеркивала, что эти два подхода являются для нее взаимоисключающими. Сквозной мотив автобиографического дискурса Берггольц — размышление о возможности/ невозможности воплощения в слове самых «мучительных» творческих интенций. Поэт ощущала недовоплощенность (недосказанность) своей поэзии и творческого пути в целом. Ключевые слова: Берггольц, поэтология, творческое сознание, музыкальная образность, назначение поэта, автобиографизм, самовыражение, творчество Просмотров: 1190; Скачиваний: 73; | 353 - 372 |
Собенников А. С. | Правда как аксиологическая доминанта: В. М. Шукшин в ретроспективе русской литературы
доктор филологических наук, профессор, Аннотация: Военный институт железнодорожных войск и военных сообщений, (Санкт-Петербург, Петергоф, Российская Федерация), assoben52@mail.ru Концепт «правда» в русской литературе исторически связан с правосудием, праведностью, истиной, справедливостью. Во второй половине XIX в. данный концепт актуализирован в творчестве Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова. В «идеологическом романе» Достоевского акцент делается на обретении героем «правды-истины», «жить по правде» означает жить с Христом. Кроме «правды Божией» в аксиологии Достоевского большое значение имеет «правда народная». Именно народ в сердце своем носит идеал Христа. В творчестве писателя говорится и о правде бытовой: в политике, во взаимоотношениях людей в обществе. Л. Н. Толстой создал целую галерею персонажей, живущих «по правде». В произведениях А. П. Чехова прежде всего показана правда жизни, писателя интересует экзистенциальный выбор героя. Божия правда и народная правда, как правило, явлены у него в самосознании персонажа из народа. В русской литературе XX в. концепт «правда» играет важную роль в творчестве В. М. Шукшина и других писателей-деревенщиков. Шукшин предлагает различать правдивость и правду, правду характера и правду поступка. Правда жизни включает в себя проблему смысла жизни. У Шукшина «народ знает правду», и это не рациональное знание, а строй жизни. Правда становится основой национального бытия. «Правда» Шукшина носила провокативный характер по отношению к эстетике соцреализма с его главным принципом партийности. Писатель опирался не на партийные установки, а на русскую аксиологию. Концепт «правда», связанный с христианской картиной мира и с христианскими ценностями, лежит в основании русской культуры, определяет главные векторы ее развития. Ключевые слова: русская литература, Шукшин, правда, истина, справедливость, народ, правдивость, праведник Просмотров: 1207; Скачиваний: 55; | 373 - 386 |
Есаулов И. А. | О некоторых особенностях постсоветской полемики (на материале одной рецензии в журнале «Вопросы литературы»)
доктор филологических наук, профессор, Аннотация: профессор кафедры русской классической литературы и славистики, Литературный институт им. А. М. Горького, (Москва, Российская Федерация), jesaulov@yandex.ru В статье критически рассматриваются некоторые приемы постсоветской полемики на материале заметки Е. Абдуллаева «Новое понимание и старые мифы» (рецензия на книгу: Есаулов И. А. Русская классика: новое понимание. СПб.: РХГА, 2017), прослеживается зависимость истолкования и оценки литературоведческой научной системы от аксиологических установок автора описания. При этом демонстрируется, как именно аксиология оказывает влияние на оценку филологического труда. Показаны негативные идеологемы советской филологической науки и их присутствие в филологической практике нашего времени. Редуцированное понимание задачи исторической поэтики (и самой поэтики), характерное как для советской филологии, так и для влиятельных постсоветских изданий, препятствует выстраиванию новой истории русской литературы и выявлению роли и места христианского предания в тексте и подтексте произведений русской классической литературы. Ключевые слова: русская литература, «большое время», богословие, пасхальность, новое понимание, архетипы, шестидесятники, «Вопросы литературы», «Новое литературное обозрение», историческая поэтика Просмотров: 1357; Скачиваний: 142; | 387 - 406 |
© 2011 - 2024 Авторские права на разработку сайта принадлежат ПетрГУ
Разработка - кафедра русской литературы и журналистики, РЦ НИТ ПетрГУ
Техническая поддержка - РЦ НИТ ПетрГУ
Продолжая использовать данный сайт, Вы даете согласие на обработку файлов Cookies
и других пользовательских данных, в соответствии сПолитикой конфиденциальности
Редактор сайта Н. И. Соболев -
poetica@petrsu.ru